Конь в пальто - Страница 18

К оглавлению

— Вам просто надо куда-нибудь съездить вдвоем.

— Надо просто за собой следить, ты какая-то неухоженная.

— Вам все-таки стоило бы почаще заглядывать в дневник.

— Хочешь, дам телефон остеопата?

— Так а ты ее по морде тапками!

— Ты просто каждый день трать по двадцать минут на уборку, и у тебя всегда будет чисто.

— Не обращай внимания, и не надо плакать

— Вам надо показать ее эндокринологу.

— Жалобу на них напиши!

— Тебе надо научиться говорить «нет».

— Почему ты до сих пор его не выставила?

— Тебе надо хотя бы на месяц поехать к морю.

— Ну так возьми кредит!

— Читайте на каникулах!

— Построже спрашивать!

— Почаще заниматься!

— Повторить все времена!

— Любить, просто любить!

— Причащайте почаще, и все наладится.

— В отпуск!

— Прям по носу свернутой газетой!

— И подать на алименты!

— Немедленно увольняйся!

— Курс общей дрессировки!

— Да пошли всех в зад!

Наш диагноз не болит

Вчера позвонила Танька Коровина. Я боюсь, сказала она. Я ходила в маммологический диспансер, и они отправили меня на Каширку.

Я помню маммологический диспансер. Я сама туда прибежала в прошлом месяце, сама не своя от страха, заплатила денег, чтобы сказали побыстрее, что со мной, и когда пискнула — «Ай, больно!» — меня утешили страшновато: «Ну и хорошо, что больно. Наши диагнозы — не болят».

В коридорах сидели женщины, похожие на тени, встреченные Одиссеем в Аиде. Напряженные, подобранные от страха. Страх ползал по коридорам. Когда они вставали на крик врача «Федорова, зайдите! Евстигнеева следующая!» — торопливо подбирали сумки, выходили из кабинета, застегивая верхние пуговки, сжимая в руках рентгеновские снимки, страх плескался вокруг них, как юбки на ветру.

— Они ее уже в пятый кабинет гоняют, — плакала внизу у туалета женщина, сжимая в короткопалой руке мобильный. — Она уже серая вся, ничего не соображает. Ну мы держимся, а что делать. Плохо! А что ты думала?

Я вышла оттуда, освобожденная и счастливая, с крохотным диагнозом «диффузная мастопатия», который ничему не мешал, с рекомендацией пить травки и витаминки, я вышла под серое небо сопливой московской осени, перепрыгнула через лужу и медленно, плавно взлетела. И двинулась к Таганской площади, над троллейбусными проводами, над скачущими белыми огоньками игрового центра, над салонами продажи мобильных телефонов. С моей души с грохотом скатился камень, шлепнулся в лужу в Гончарном переулке и остался там лежать. Никем не замеченная, я пролетела в тумане до метро, приземлилась и сошла в переход.

Теперь мне в трубку сопела Коровина. Ее диагноз пока не болел. Пока что ей нужны были деньги, и она просила в долг. Я пообещала, что дам сколько смогу просто так и повесила трубку.

— Саня, — сказала я, — ты переживешь месяц без новых джинсов?

— Ну мам! — закричал он, демонстрируя выдранную с мясом пуговицу и две дыры.

— Ты тетю Таню Коровину помнишь? Помнишь, она к нам в гости приходила? С Егором?

— А, который напился? Ну что-то такое помню. А что?

— Ну ладно, переживу, — пожал он плечами через десять минут.

Танька Коровина сильная и квадратная, как модель Дейнеки. Если кто и конь, то не я, а Коровина. Она одна управляется с целой бандой подростков, держит на плаву журнального художника Егора и может внушить моему сыну уважение к матери. Такие женщины работают пионервожатыми в дальних походах, коками на рыболовецких траулерах и инспекторами детских комнат милиции. Иногда еще продавцами в алкогольных отделах. У них низкие, прокуренные голоса и обветренная красная морда. Коровина не курит, но голос у нее все равно прокуренный, если не просмоленный. Она ржет басом, и мне иногда за нее неловко. Тем не менее я ее люблю.

Коровина, казалось мне всегда, должна была стать тренером по метанию ядра или хоть плаванию, на худой конец. Но она по какому-то недоразумению художник, и у нее молодежная студия декоративно-прикладного искусства, и своих юных художников она строит так, что Суворову бы мало не показалось. Коровина приходит ко мне в гости и спокойно устраивает праздник генуборки, и я уже даже перестала протестовать, потому что все равно бесполезно. А через сорок минут, когда все сияет, садится за чистенький стол, извлекает бутылку красного сухого и говорить, что теперь можно и упиться в сосиску. Я не люблю это выражение, но молчу. Упиться она неспособна. В нее можно влить литр водки, и ей ничего не сделается; правда, она водки не пьет.

Есть женщины в русских селеньях, говорю я себе, глядя, как Коровина со своими молодцами расписывает какие-то шкафы на заказ, лихо разгребает мои антресоли или плетет на Машкиной голове французскую косичку, что никому другому на белом свете не под силу. Коровина — колосс. Кариатида. Девушка с веслом. Коровина все понимает и все делает правильно. Откуда она знает, как правильно — для меня до сих пор загадка. Я вот никогда не знаю.

И вот теперь Коровина мямлит в трубку, и на душе ее лежит мокрый камень из Гончарного переулка. Химиотерапия. Лысина. Рвота. Слабость. Операция. Облучение. Плохие прогнозы. Мастоэктомия. Силиконовый протез. Дикость какая-то.

— Екатерина?

— Да?

— Нам ваш телефон дала Тамара Полякова, сказала обратиться к вам. Нам к понедельнику нужна статья о феномене яппи. Вы же знаете, что такое яппи? Так вот, статья о русских яппи, есть ли такое явление, чем характеризуется. У вас есть соображения по этому поводу? Вот и отлично. Десять тысяч знаков, не больше. Можно сделать смешно, но не издеваться. Доллар строчка. Точно к понедельнику сделаете?