Конь в пальто - Страница 39

Мы исследуем старую карту Москвы, выясняя, что Текстильщики, где сейчас живут Ленка с Лешкой, раньше были Сучьим болотом, а наш район лежал вне городской черты.

Мы рисуем комиксы про Сашу, Машу и маму. Иногда в них даже появляется Тень Отца.

Мы разрисовываем белые наволочки и простыни фломастерами по текстилю. Собираем на лист ватмана Отпечатки Лап. Наших, собакиных и кошкиных. Потом Сашка идет с ватманом наверх к соседям, у которых мама Надя уехала в Бирму, и к другим, где есть маленькая девочка, и приносит отпечатки лап девочкиных, свинкиных, кроличьих и мышиных. Хотел еще попугаечьих, но он улетел, расстраивается сын.

Рисуем на футболках. Вышиваем с Машкой кролика. Ставим опыты, уж чему-чему, а этому я в своей «Пестрой ленте» научилась. Дрессируем Джесси.

На полученные нефтедоллары я купила цифровик, и Сашка делает Странные Кадры, а я помогаю ему вешать их на его страничку на народе.ру.

Я тоже делаю Странные Кадры, и мы соревнуемся, у кого страннее.

Мы сочиняем песни. Мы рассказываем друг другу ночные сказки.

Мы ходим в парк на пикники. Любимое Машкино развлечение — «нюхалки»: нарвать разных травок и совать под нос мне и Сашке: закрой глаза и угадай, что это. Клевер, подорожник, пырей, полынь, мята, тысячелистник, аааа, крапива! Хи-хи-хи!

А еще мы в прошлом году…

Нее, говорит Ленка. Я так не могу. Мне бы только до кровати добраться. А на выходных уборка.

Куда что делось

Куда девались последние полгода? Остаток марта я решала, буду отдавать Машку в школу в этом году или нет, и решила не отдавать. Апрель… ага! В апреле болела Машка, а потом я написала серию статей о том, куда пойти с ребенком, для газеты, которая вскоре закрыла эту рубрику, но успела заплатить мне гонорар. В апреле я задумала научную работу, обсудила ее с бывшим руководителем, но с тех пор так никуда и не сдвинулась. Весь май мы занимались алгеброй и русским, чтобы не было двоек в году. В июне мои дети сидели в городе и ныли. Мне исполнилось тридцать четыре года. В честь праздника я просидела весь день на работе, ни жива ни мертва оттого, что зам. главного нашел у меня в тексте фактическую неточность. А потом мы с Тамаркой сходили в суши-бар.

В июле дети уехали в Калугу, и я ездила к ним на выходные. В августе они поехали с моей мамой к морю. Я отдала им все наличные деньги и осталась в городе зарабатывать еще. Я думала, что отдохну, сделаю уборку и приду в себя. Оказалось, что без детей я только тоскую и работаю, работаю и тоскую, и от тоски покупаю Сашке к школе горы красивых тетрадок, и обложки для учебников, которые он все равно посдирает, и наряды для Машки. В городе воцарилась жестокая жара, асфальтово-бензиновый ад, потное метро стало похоже на общественную баню, троллейбусы — на суповые кастрюли с рогами, все мои сотрудники взялись по делу и без дела бегать в кабинет главного редактора, где работал единственный в редакции исправный кондиционер.

В конце июля ко мне пришел жить муж. Мы провели вместе счастливый месяц и ни разу не поссорились.

«На самом деле мне нужна только ты», — нежно сказал неверный Серега, и я сделала вид, что поверила. — «Ты же знаешь, что ты у меня единственная».

«Это ты у меня единственный», — пробурчала я.

На самом деле я люблю, когда он меня обнимает. Люблю с ним спать. Люблю болтать и ржать с ним по ночам. Мне нравится, когда он рядом, — так возникает иллюзия, что мир на самом деле устойчив, что у меня есть опора, что с кем-то еще можно разговаривать. Он писал цикл статей о национальной идее и не обличал меня за политическую индифферентность и шаткость идейной позиции. Я даже пожаловалась ему на страшного зама Толю.

— Толика боишься? — не поверил он своим ушам. — Погоди, я тебе сейчас чего покажу.

Он закопался в свои старые бумаги, рылся в них целый час («Ну хватит рыться, ты мне так скажи». — «Нет, ты это должна видеть глазами, потерпи». — «Ну скажи, я поверю» — «Нечего-нечего, терпи») — и достал, наконец, журнал 1995 года, а в журнале подборку стихов страшного Толи, — подборку человека, который упрекает меня в непрофессионализме и поднимает на смех за неумение обращаться с русскими предлогами, когда я пишу: «В начале октября в Экспоцентре»…

— Ты гораздо талантливее всяких толиков, — убеждал он меня, — только ты занимаешься не своим делом.

— Своим «Делом».

— Нет, твое «Дело» — это не твое дело.

— А какое мое дело?

— Ну мать, это ты сама должна решить.

А потом все в той же подборке журналов он нашел пару своих статей… пару моих статей… и мы сидели до вечера и думали, что когда-то были веселыми и талантливыми, писали вдвоем смешные и нахальные материалы, и тогда еще у нас была возможность писать и печатать то, что хотелось, а теперь печатать негде и писать не хочется… Надо что-то новое придумать, твердили мы друг другу. Надо взять и придумать что-то новое.

Все было почти хорошо, мы почти привыкли друг к другу заново, у нас стало получаться разговаривать, оставляя за скобками всю предысторию, все прежние обиды и счеты («Ты никогда меня не понимала» — «Ты не хочешь брать на себя ответственность за детей, ты перекладываешь на меня ответственность за наши отношения…»). Все почти наладилось, но тут газета послала его в Сочи освещать какие-то подробности президентского отпуска. Ему не хотелось ехать, утром в день его отъезда у меня была редколлегия («Тебя волнует только твоя работа. Но я давно уже привык к тому, что семьи у меня, по большому счету, нет») — на редколлегии я сидела в темных очках, чтобы не блистать горючими слезами.